ЭСКАДРОН

Еженедельник "Собеседник" № 23. 15-21.06.2000

 "Только и ждал момента, чтобы "сыграть в ящик"

— Олег, я узнал вашу страшную военную тайну.

— Узнали? Что ж теперь делать — рассказывайте.

— Оказывается, вы не просто Олег. Вы Олег Михайлович!

— Да, мы Михайловичи.

— Мы — это в смысле вы? Олег Михайлович да Юрий Михайлович?

— О певце Антонове говорите? Действительно, он Юрий Михайлович.

— Нет, я о мэре Лужкове. Вы часом с ним не братья? Только этим могу объяснить столь трепетную мэрскую любовь к вам.

— Все мы друг другу братья и сестры... А если серьезно, не думаю, что совпадение отчеств сыграло какую-то роль в установлении моих дружеских отношений с Юрием Михайловичем.

— Может, он и отчества вашего не помнит? Все Олег да Олег.

— Как не помнит? Это я все забываю, а у Лужкова феноменальная память. Кстати, как и у Кобзона. Однажды я был свидетелем выступления Иосифа Давыдовича перед нефтяниками по поводу юбилея открытия какого-то месторождения. После концерта состоялся банкет, на котором слово попросил Кобзон. Он без шпаргалки принялся произносить длинный тост, пересыпая его именами и фамилиями буровиков, с которыми встречался чуть ли не полвека назад. Я не выдержал, подошел и говорю: “Да-а-а, Иосиф Давыдович, завидую. Мне бы такую память”. А Кобзон ответил: “Эх, Олег! Я и рад бы кое-что забыть, да не могу”.

— Вы мне кобзонами зубы не заговаривайте, Олег... Михайлович. Я об отчестве не зря вспомнил. У вас дело к пятидесяти годам идет. Может, пора солидность обретать?

— Да, летом стукнет сорок девять. Директор говорит, надо к юбилею готовиться, а я все не соберусь, не могу поверить, что мне скоро полтинник.

— А вы на ровесника посмотрите, на Путина Владимира Владимировича.

— Политика — это все же другое. Подчеркнуто официальное обращение к президенту идет, на мой взгляд, от переизбытка чувств. Наверное, полагают, что так звучит весомее.

— Вам, выходит, весомость не нужна?

— Повторяю, сравнение некорректно. К счастью, эстрада автономна от политики.

— Спорный тезис. Мы к нему еще вернемся.

— Как хотите. А пока продолжу. Главное, что я по-прежнему ощущаю себя Олегом. Категорически! Правда, тут заключена определенная проблема. По настроению, состоянию, мировосприятию я моложе сверстников. Мы как бы говорим на разных языках, скорость движения по жизни у нас перестала совпадать. Но и молодежь тоже не считает меня своим. Я пел шлягеры, когда сегодняшние подростки еще в коляске агукали. Как заставить молодых прийти на мой концерт, если Газманов стойко ассоциируется у них с образом героического дядьки, бегающего в шинели по сцене и поющего об эскадроне шальных мыслей?

— Я о том и говорю: пора остепениться.

— Нет! Я хочу нравиться Родиону и его приятелям, хочу, чтобы они слушали меня. Когда ребята попадают на мой концерт, они меняют отношение, реагируют адекватно. Харизму ведь, как говорится, не пропьешь. Я умею заводить аудиторию и держать ее. Вопрос в том, как заманить молодняк в зал.

— Дался он вам!

— А как же? Без тусовочных зрителей нельзя. Мне очень не хватает танцующего и орущего партера.

— От того, что вы будете молодиться, ничего не изменится. Стоит ли тужиться?

— Самое парадоксальное, что видимых причин для недовольства собою нет. Залы по-прежнему собираю, дворцы спорта и даже стадионы, но... убивает монотонность. Сегодня знаю, что случится завтра. Перестал ждать сюрпризов, утратил остроту восприятия. Все-таки артисту нужна динамика, состояние напряжения, чтобы каждый выход на сцену был, словно вызов себе и другим.
Знаете, когда я впервые попал в море, то почти шесть месяцев не видел берега. Тот рейс запомнился как один сплошной день: подъем - подвахта - вахта - отбой - подъем - подвахта - вахта - отбой... Вся картина одним цветом, никаких ярких тонов. Однообразная еда, однообразный пейзаж за бортом, даже кино каждый вечер смотрели одно и то же — “Они сражались за Родину”. Я только и ждал момента, когда можно “сыграть в ящик”, то бишь отойти ко сну. Из пяти с половиной месяцев могу с трудом вспомнить парочку эпизодов: айсберги, проплывавшие мимо, гренландских китов... Все!

Так и моя сегодняшняя жизнь. Течет, словно одна сплошная вахта. Хочется вздрогнуть, заставить кровь побежать веселее. Жизнь — это ведь не количество прожитых лет, а сумма накопленных впечатлений. Знаете, чья это фраза?

“Я не звезда, не звездец и даже не звездун”

— Наверное, кого-нибудь умного?

— Правильно. Я ее придумал... Монотонность убивает. Да, на сцене я копытом рою землю, раздуваю ноздри, чувствую силы прыгнуть выше головы, но этого, похоже, никто не замечает. Продвинутая радиостанция никогда не поставит в эфир мою новую песню, ибо кто-то где-то решил, что она, песня, не вписывается в стилистику Газманова. Меня не берут, к примеру, и на MTV. Впрочем, и Пугачеву не берут. На телевидении это все называют “не форматом”. Я пытался выяснить, в чем проблема, но уяснил одно: многие уважаемые люди мыслят штампами. При упоминании моего имени срабатывает стереотип: ага, Газманов — “Эскадрон”, “Офицеры”, “Москва”, “Морячка”. От меня не ждут других песен, а я не могу топтаться на месте и записываю рок-баллады, блюзы. Но их даже слушать не хотят! Мол, не тем Газманов занялся.

— Может, и вправду не тем?

— Знаете, даже подсудимому дают последнее слово. Я ведь не требую исключительного отношения, рассматривайте на общих основаниях. Нет! И оправдание заготовлено на все случаи жизни. У Курта Воннегута есть замечательная фраза: “Такова структура данного момента”. Универсальная отговорка! Вот и меня при помощи подобных “аргументов” отбривают. Пытаюсь спорить, привожу в пример Тома Джонса, бабушку Шер и прочих западных звезд, которые, прямо скажем, постарше меня будут, но продолжают писать музыку для дискотек. Какое там! Им на Западе можно, а мне в России нельзя. Такая вот у нас страна особенная! Такова структура момента!

— Не убивайтесь, Олег. Не вы первый, не вы последний. Всем когда-то приходится менять стадионы на концертные залы, а то и клубы.

— Предлагаете довольствоваться малым? Но я же могу сделать больше, могу!

— А если не хотят от вас большего? Хватит!

— Кто не хочет? Вы? Навязываете свое мнение другим, а когда с вами не соглашаются, еще и раздражаетесь: чего это Газманов лезет на чужую территорию? Это же зона Шевчука, а это — Лагутенко и Земфиры.
Знаете, я не злой человек, в церкви обязательно и за врагов свечку ставлю, как говорится, дай им Бог здоровья, и все же мне трудно понять нравы нашего шоубизнеса. Откуда столько зависти, ревности по отношению к другому? Все-таки я вырос в другом мире, пришел на эстраду сравнительно поздно, а популярности добился вообще лет в тридцать пять. Мне сложно находить общий язык с теми, кто вспыхивает в семнадцать или восемнадцать лет. Я в их годы даже не мечтал о славе, голова была занята совсем другими проблемами. Не утверждаю, будто они плохие, а я хороший. Нет, мы разные. И та мишура, которая столь ценится в тусовке, меня совсем не привлекает.

— То есть?

— То и есть. Внешние атрибуты значат много: у кого перья длиннее, машина круче, бриллианты крупнее...

— Но и вы, смотрю, на “Мерс” пересели, хотя еще недавно называли себя вечным джипарем.

— Джип стоит, никуда он не делся. А “Мерседес” я давно хотел. Именно такой. Вы же видите, это не самая навороченная модель — 500-я серия с 140-м кузовом. Классический вариант... Словом, автомобиль я брал не для понтов. В этом смысле я не звезда, не звездун и даже не звездец. Мне ближе эпикурейский взгляд на окружающее, когда важнее собственное удовольствие, а не произведенный на кого-то эффект. Никогда не надену неудобную вещь только из-за того, что она в моде, не стану есть невкусную пищу, даже если она очень полезна. Зачем насиловать себя?
В общем-то я ни от кого не скрываю свои взгляды, но и не навязываю их. Достаточно, что мне удается сохранить автономность и играть по собственным правилам. В шоубизнесе ведь постоянно идет возня. Ярмарка тщеславия — опасная вещь, очень опасная. К примеру, можно жизнь положить, добиваясь права в сборном концерте выйти не третьим с конца, а предпоследним. Мне жаль терять на это силы и время.

— Хотите сказать, вам безразлично, когда петь: перед Каем Метовым или после?

— Нет, не безразлично. Но это другой вопрос. Я не готов жизнь положить на интриги. Конечно, хочется быть повыше, поближе, но с точки зрения вечности...

— Эк, махнули! Нас, Олег, вообще нет. С точки зрения вечности. Как пришли, так и уйдем.

— Поэтому и не даю себе погрязнуть в мелочах, точнее, в мелочевке. У меня есть директор, пусть он разбирается, каким по счету мне выступать, сколько за это получать... Любой бизнес, не только шоу, при ближайшем рассмотрении оказывается весьма неприглядным, но это не значит, что надо мараться по уши. Я нашел свою нишу.

— Но локти, наверное, растопыриваете, чтобы не выковыряли?

— Упираюсь, конечно. Один нюанс: я делаю это песнями, а не интригами. Стало модным обвинять меня в конъюнктурщине. Мол, Газманов оседлал патриотическую тему и стрижет купоны. А почему нельзя допустить, что я искренне люблю свою страну и желаю ей счастья и процветания? Был бы строителем, возводил дома, остался бы моряком, рыбу ловил, но я певец и стараюсь служить на своем месте.

— И дослужились до звания первого конформиста российской эстрады.

— Ну-у-у... Конечно, это неприятно слышать. Не знаю, что тут можно объяснить. Одно скажу: ошибаются те, кто думает, будто я развел всех на патриотической клюкве, чтобы бабки косить. Уверяю вас: пафосные концерты всегда убыточны. Капитал на них не сколотишь. Чтобы по-настоящему разбогатеть, надо другим делом заниматься.

“При сегодняшнем уровне расходов долго не протяну”

— Каким?

— Во всяком случае, не шоубизнесом. На фоне газовых, нефтяных, редкоземельных и прочих монополистов мы выглядим сущей голытьбой. Даже с королями куриных окорочков нам не тягаться. Конечно, мы не бедствуем, но слухи о наших баснословных заработках сильно преувеличены. Пузырей и пены гораздо больше, чем реальных денег. Поверьте, есть масса способов отгребать дензнаки более простым способом.

— Повторю вопрос: вы их знаете?

— Знаю!

— Скажете?

— Да тот же кабачок принесет больше доходов, чем гастрольный тур эстрадной звезды.

— Что же вы не прикупите ресторан или на худой конец свечной заводик?

— С моими связями это не составляет большого труда. Но я продолжаю выходить на сцену, поскольку получаю от этого удовольствие. К примеру, песню “Господа офицеры” я исполнил, наверное, двести тысяч раз...

— Вас, должно быть, уже тошнит от нее?

— Нет, в том-то и дело: нет! Начинаю петь и кайф ловлю, от зала завожусь. Если зрители начнут уходить во время концерта, если меня, как вы выразились, станет тошнить от собственных песен, сразу завяжу с эстрадой и переквалифицируюсь хоть в ресторатора, хоть в заводчика. Пока же я занимаюсь шоубизнесом и не хочу отвлекаться на побочные проекты.

— Но ведь Пугачева, к примеру, отвлеклась, стала обувь выпускать и ничего.

— О том и речь, что ничего. Не знаю, какой из Аллы Борисовны обувщик, но то, что она великая певица, сомнению не подлежит. Недавно мы вместе выступали в Тель-Авиве, и я еще раз убедился, как здорово Пугачева держится на сцене. Она лучшая в этом виде многоборья!

Сейчас, правда, появились новые имена. К примеру, Земфира. Был на ее концерте в “Олимпийском”. Встретил там знакомого, который стал нахваливать Земфирины вокальные данные. Я ему ответил так: “В нашем деле важнее не то, кто выше ноту возьмет, а кто дольше протянет”. Так вот Алла Борисовна тянет столько, что дай Бог каждому. Я не согласен со многим, что Пугачева делает вне сцены, но на площадке ей по-прежнему равных нет. Она красавица!
А то, что такая звезда вынуждена башмаки шить, дабы лишнюю копейку заработать... Это унизительно. Не для Пугачевой, а для страны. Неужели Алла Борисовна не заслужила, чтобы ей создали царские условия?

— Так, Олег, не бывает: страна в дерьме и только артисты в шоколаде.

— Почему только? Разве мало у нас людей, имеющих свои самолеты, яхты, виллы по всему миру? Но что-то среди них я не встречал народных кумиров. Все больше какие-то малоизвестные личности, присосавшиеся к нефтяной или газовой трубе.

Нет, я не жалуюсь. Мне хватает. Дом, две машины, деньги какие-то накоплены...

— На черный день хватит?

— Смотря как жить. При сегодняшнем уровне расходов долго не протяну. Повторяю, в разговорах о наших заработках много пены.

— Потребуйте долива после отстоя.

— Да уж, потребуешь... Помню, как народ злорадствовал, когда Починок вызвал нас в налоговую инспекцию. Вот, блин, нарушителей закона, неплательщиков поймали! Особенно журналисты изгалялись, описывая, на каких машинах разъезжались артисты после встречи в фискальном ведомстве. Писали так, словно народу станет легче и радостнее жить, если Пугачева сядет не в навороченный “Кадиллак”, а в задроченный “Запорожец”. Не любим мы друг друга, ох, не любим.

— Поэтому вы от окружающих высоким забором отгородились?

— Кстати, забор у меня не из высоких. Вы дальше по Серебряному бору прокатитесь, посмотрите, какие крепости тут строят.
Я здесь девять лет живу. Когда приехал, ни воды, ни туалета в доме не было. Да и сейчас отопление печное, дрова рублю, с осени на всю зиму запасаю.

— Но вы же новый дом строите.

— Правильно. К сентябрю рассчитываю закончить. Можно было бы и поскорее управиться, но нет времени этим постоянно заниматься. Деньги ведь иногда надо и зарабатывать, а не только тратить. Во всяком случае, в этой жизни я лишь один дом поднять смогу, на большее меня не хватит.

— Участок приватизировали?

— Нет, взял в аренду на 49 лет. Конечно, мог бы использовать близость к Лужкову и попросить продать мне землю. Думаю, Юрий Михайлович не отказал бы, но... Не хочу ничем омрачать, отягощать наши отношения. Попрошу, а потом пойдут разговоры: ага, вот для чего он расположения мэра добивался!

“Мне не раз предлагали отказаться от Лужкова”

— Снова возвращаемся к разговору о дружбе по расчету?

— Глупо оправдываться, говорить, что я не вычисляю, как понравиться Лужкову. По большому счету дело не только в Юрии Михайловиче. Иногда это лишь повод: надо же к чему-то придраться. Подозреваю, истинная причина неприязни ко мне кроется в другом. Видимо, кое-кто не рассчитывал, что я так надолго задержусь на эстраде. Ну годик попрыгает, ну другой и успокоится. Просчитались...

Кстати, хочу спросить, кто мне клеймо конъюнктурщика поставил? Опять же вы, журналисты и музыкальные критики! Большинство людей нормально реагируют на мои песни, не подозревают в неискренности. Почему вы поганку ищете? Прикажете рубаху на груди рвать, кричать, что я честный-пречестный? Все равно ведь не поверите.

Тему “фанеры” ваш брат очень любит обсасывать. Уже устал отбиваться! Парадокс: что бы ни сказал, в любом случае оказываешься в положении оправдывающегося. Хотя недавно приключился эпизод, который, казалось бы, навсегда должен был закрыть вопрос о фонограмме. 23 февраля по ОРТ в прямом эфире показывали мой концерт из зала “Россия”. Телевизионщики решили накануне для пробы записать часть моего выступления. И надо же мне было во время исполнения песни “Единственная” забыть слова! Спасая ситуацию, я стал нести какую-то ахинею, разговаривать с залом. Оэртешники потом передали эту запись на MTV, и ее там крутили в качестве курьеза. Думаете, это избавило меня от разговоров о “фанере”? Какое там! Самое интересное, что спустя несколько дней после концерта в “России” я выступал в Питере и, когда дошло дело до “Единственной”, стал думать: “Только бы слова не забыть”. Злополучное место проскочил, а на следующем куплете заклинило. Ирония судьбы!

— Склероз это, Олег, а не ирония.

— У меня иногда случаются такие провалы. Объяснить логически это нельзя, поскольку все происходит с песнями, которые я постоянно пою и отлично знаю.

— Уж не сказываются ли последствия удара по темечку декорацией во время съемок на ТВ-6?

— После того случая я песню “На заре” написал. Никаких иных последствий не заметил.

— Может, для вдохновения на вас надо почаще разные предметы ронять?

— Вы словно сговорились с моим пресс-агентом! Недавно Аня мечтательно произнесла: “Ах, как хорошо было, когда вы в больницу попали! Все газеты о вас писали!” Потом, правда, сообразила, что ее куда-то не туда повело, извинилась.

— Туда ее повело, туда. Нормальный подход пиарщика.

— Да, для журналистов я паршивенький клиент. В скандалах не замечен, голубым отливом не страдаю, из чужих кроватей не выскакиваю, другим рога не наставляю и сам ими обзаводиться не тороплюсь.

Понимаю, интереснее писать о беззубом Шуре, чем о Газманове, у которого все на месте. Вот Алла Пугачева на каком-то концерте ругнулась, покрыла кого-то матом. Уверен, сейчас эту новость подхватят и начнут мусолить. Алла Борисовна не нуждается в моих советах, она сама знает, где и как выражаться, но я подобным путем привлекать к себе внимание не хочу.

— Вы, значит, совсем не материтесь?

— Во всяком случае, не со сцены... Поймите, говорю это не в осуждение. Может, у меня несколько старомодные понятия, но уж какие есть. А протянуть словечком я могу — мало не покажется. Не зря все-таки в море ходил. Кстати, мат бывает очень красивым, если использовать его правильно. А через слово ругаются те, у кого с лексиконом проблемы, ну и еще иные представители богемы, демонстрирующие таким образом близость к народу.

— Кстати, о народе. Вас ведь двигали на звание народного артиста?

— По-моему, трижды. В последний раз с полгода назад. Но я не хочу об этом говорить, не вижу смысла. На концертах меня все равно народным объявляют. Сначала поправлял: “Заслуженный я, заслуженный”, а потом рукой махнул. Недавно премию МВД вручали и тоже написали: “Народному артисту России Олегу Газманову”. Конечно, люди идут на имя, а не на титул, но вы сами понимаете, в нашем пафосном деле звание играет определенную роль, это как бы вопрос престижа. Впрочем, понимаю, почему мне ничего не светит. Не с теми дружбу вожу.

— В этот раз, полагаю, вы не о певце Антонове говорите?

— Не о певце... Мне неоднократно предлагали отказаться от Лужкова — разные люди и в разных условиях. Сперва пытался объяснить, что дружу не с мэром, а с человеком, что политикой и всем ей сопутствующим мало интересуюсь, но потом понял: мне не верят — и перестал метать бисер.

Я в самом деле стараюсь держаться подальше от политических игр. В 1996 году на выборах голосовал за Ельцина, но агитировать за него не поехал, хотя потом и написали, что Газманов участвовал в акции “Голосуй или проиграешь!” Не было этого! У меня есть несколько правил, которые стараюсь не нарушать: на Новый год не работаю, в политические шоу не лезу. Меня ведь и сейчас звали — перед думскими выборами, президентскими. По дружбе поддержать готов, но торговать авторитетом за деньги... Как говорится, честное имя дороже. Из-за этого, кстати, я и с Жириновским схлестнулся. В одном из предвыборных роликов он использовал кадры, на которых мы стоим рядом, о чем-то разговариваем. Ума не приложу, где это снималось, при каких обстоятельствах. Мне ведь с разными людьми общаться приходится, все не запомнишь. В любом случае съемка — не повод использовать отснятое без моего согласия и ведома. Об этом я и сказал Жириновскому, когда случайно встретился с ним в аэропорту. Владимир Вольфович, разумеется, стал от всего открещиваться, валить на помощников. Что прикажете делать, судиться с ним?

— Себе дороже.

— Вот и я о том же. Кстати, это не единственный случай, когда меня таким образом подставляли. Недавно выступал в Твери, кажется, или в Калуге, признаться, забыл, где именно. Говорил же, у меня память плохая... Словом, накануне концерта мне позвонили организаторы гастролей и в панике сообщили, что в день моего выступления на городском стадионе запланирован митинг коммунистов с последующим концертом, среди участников которого значусь и я. Пришлось мне даже делать специальное заявление по местному телевидению. Думаете, передо мной извинились?

Политики не любят, когда им говорят, что они занимаются грязным делом, но часто так и есть. Я человек открытый и не скрываю взглядов. Скажем, если мне не нравится война, так и заявляю.

— Вы о Чечне?

— Да... Я снял клип на песню “Родники”. Не хочу рассказывать сюжет, увидите и сами все поймете. Скажу лишь, что клип я посвятил ребятам, которые воюют. Пусть они увидят: есть другая жизнь, есть.

— Вы Родиона от армии освобождать будете?

— Конечно, не хочу отправлять его под пули, но и прятать за свою спину не могу. Пока сын учится в институте, где есть военная кафедра, поэтому ему положена отсрочка. Надеюсь, когда Родька закончит учебу, весь этот кавказский ужас уже исчезнет...

Андрей ВАНДЕНКО.